My other blogs

štvrtok 14. februára 2019

Codpiece




Джованни Баттиста Морони (ок.1522 — 1578)
Портрет Антонио Навагеро 1565

Пять веков назад гульфик был обязательной частью мужского платья, которая одновременно прикрывала и привлекала внимание к той части тела, о которой нельзя было упоминать в обществе. В 1580-х Мишель де Монтень писал, что гульфик – «это пустая и бесполезная модель той части тела, которой нет даже приличного наименования, но которой, тем не менее, мы бравируем на публике».

Хотя гульфик в моде был недолго, он оставил заметный след в изобразительном искусстве и литературе. 

В пьесе елизаветинской эпохи «Wily Beguiled» персонаж по имени Уилл Крикет хвастается, что женщины находят его привлекательным, потому что у него «приятное лицо, хорошая борода, миловидное тело и пьянящий гульфик».
отсюда 


Пармиджанино. Пьер Мария Росси. 1530-е

shakko-kitsune 

По-английски он называется Codpiece, а по-русски мы знаем его как «гульфик».

Далее текст отсюда (за точность его в деталях ручаться не могу)

...штаны стали носили и простолюдины, и короли, правда, зачастую в виде отдельных штанин не сшитых с собой посредине. И вот в то время и появилась деталь, именуемая гульфиком. Многие считают, что это просто эвфемизм — приличным образом заменяющий слово ширинка, однако по большому счету это не совсем так.



Бронзино. Гвидобальдо делла Ровере. 1530-е


Привычное для русского уха название «гульфик» уходит своими корнями в голландский язык и слова gulp, обозначавшее карманчик на мужских брюках, который нес почетную миссию держать в своих безопасных объятиях мужское достоинство. Словарь Даля сообщает о гульфе (гульфике или гультике), как о лацкане, который пристегивался к поясу в передней части штанов. Говорят, что однажды Фабрицио, герцог Болоньи, поторопился после любовного свидания предстать перед Генрихом VIII и королевой Анной Болейн. Анна, обратив внимание на его внушительную выпуклость спереди, спросила: «Это яблоко, или же вы просто счастливы меня видеть?» (shakko: Не было такого герцога, очевидно, это шутка, пародирующая слова Мэй Уэст).



«Семья Генриха VIII», ок. 1545 года
Royal Collection Trust


В наше время гульфик давно уже не тот. Он превратился в полоску ткани, которая вшивается в брюки. Ничего примечательного! Но при Генрихе VIII гульфик представлял собой самостоятельную часть одежды, которая пристегивалась либо привязывалась лентами, завязывающимися красивыми бантами. (...)

Кстати, и сам Генрих VIII души не чаял в гульфиках, и его страсть к ним просто не знала границ. Он не только их носил, но и сделал яркой и примечательной частью костюма — стёгаными, с декоративными прорезями, украшенными драгоценными камнями — вот какими они у него были! А все потому, что хотел продемонстрировать всей Европе, что у него есть, чем похвалиться, и чем зачать наследника мужского пола. Про него порой язвительно говорили, что "сперва в комнате появляется гульфик, а потом уже и сам король". Конечно, у гульфика было не только декоративное назначение, но и функциональное, то есть прикрытие выдающейся части тела.



Фрагмент портрета Генриха VIII, неизв. худ.


Интересно, но в самом начале гульфик был ни чем иным, как важной частью рыцарских доспехов. Он закрывал место, "излишнее почти во всяком бою", причем сначала, даже на так называемых "максимилиановских доспехах, делался в виде мешочка из кольчужной ткани. Однако позднее его стали делать цельнокованным и называть тапуль. Появился этот элемент на латах в начале ХVI века и на немецком языке назывался Schamkapsel или "срамная капсула".



Steven van Herwijck. Джон Фарнхэм. 1563


Потом деталь доспеха как раз и назвали гульфик или латц и выглядел он как самый настоящий колпак из железа, который соединялся с металлическим набрюшником с помощью заклепок или разноцветных лент. Считается, что эта мода возникла у швейцарцев, которые таким образом пытались защищаться от немецких ландскнехтов, которые коварным образом старались поразить их точным ударом копья в пах. При этом полностью оформленный металлический гульфик появился около 1520-го, но уже около 1570 года исчез.



Фрагмент статуи императора Максимилиана I


Интересно, что на одном из таких гульфиков на самом его конце отчеканено даже человеческое лицо с носом и усами — фантазия ну совершенно неумеренная!




Металлический лязг доспехов рыцарских сражений стал вдохновителем для того, чтобы средневековая мода сделала свой очередной виток в сторону, и то, что когда-то было необходимым, сделалось модным, при этом и облик его весьма сильно изменился. Причем изменился не в соответствии с потребностью выполнять первоначальную функцию, а следуя велению моды. Вот так он и сделался важным аксессуаром костюма эпохи Возрождения и… предметом мужского хвастовства.



Тициан. Филипп II Испанский. 1551


Гульфик преобразился до такой степени, что в нем трудно было угадать его исторические черты. Он все так же пристегивался, но уже как украшение костюма, и был снабжен по желанию владельца — вышивкой, жемчугами, драгоценными камнями, декоративными стежками. Некоторые гульфики были направлены вверх, напоминая эрегированный пенис. Для поддержания "стоячей" формы ткань даже простегивали в несколько слоев. Модники увеличивали их до огромных размеров.



Неизв. худ. Эрцгерцог Карл II. 1569


Некоторые использовали гульфик в качестве своего рода кармана, и прятали там мелкие ценные вещи и деньги. Поскольку он подчеркивал, а не скрывал мужское достоинство, его, конечно же, не одобряла католическая церковь. Священники были в ужасе от новой моды, и резко её осуждали. Но, несмотря на все увещевания, мода дошла до того, что такие мешочки стали делать подросткам и даже маленьким детям!



Франсуа Бюнель. Генрих II Французский ребенком. 1550-е


Франсуа Рабле так описывает гульфик великана Гаргантюа: "На гульфик пошло шестнадцать с четвертью локтей той же шерстяной материи, и сшит он был в виде дуги, изящно скрепленной двумя красивыми золотыми пряжками с эмалевыми крючками, в каждый из которых был вставлен изумруд величиною с апельсин.



Уильям Скротс (?) Граф Суррей. 1546


Между прочим, этот камень обладает способностью возбуждать и укреплять детородный член. Выступ на гульфике выдавался на полтора локтя, на самом гульфике были такие же прорезы, как на штанах, а равно и пышные буфы такого же голубого дамасского шелку. Глядя на искусное золотое шитье, на затейливое, ювелирной работы, плетенье, украшенное настоящими бриллиантами, рубинами, бирюзой, изумрудами и персидским жемчугом, вы, уж, верно, сравнили бы гульфик с прелестным рогом изобилия…"



Франческо Беккаруцци. Игрок в мяч с пажом.


Но мода менялась, на смену непомерной расточительности в декорировании костюма приходила лаконичность, и сам гардероб видоизменялся, приобретая все больший комфорт. Звон драгоценных металлов и камней постепенно сменился за неслышный звук застегивающейся молнии или совсем бесшумные пуговицы. Гульфик в наши дни остался на прежнем месте, на котором в зависимости от предмета одежда появляются пуговицы, молния или специальный клиновидный лоскут, который обеспечивает мужчине максимальное удобство..."



Худ. Георг Пенц, Молодой человек, 1544


Для развлечения, между картинками вставляю относящийся к теме текст -- главу из классического романа "Гаргантюа и Пантагрюэль" Франсуа Рабле.

"...Что же касается штанов, то в давнопрошедшие времена я слыхал от моей двоюродной бабушки Лорансы, что они существуют для гульфика. (...)



Кранах Старший. Иоахим II Гектор. 1520е


А так как я хочу некоторое время, – по крайней мере с годик, – отдохнуть от военной службы и жениться, то я уже не ношу гульфика, а следственно, и штанов, ибо гульфик есть самый главный доспех ратника. И теперь я готов утверждать под страхом любой кары вплоть до костра (только не включительно, а исключительно), что турки недостаточно хорошо вооружены, оттого что ношение гульфиков воспрещено у них законом.



Неизв. худ. Герцог Девон. 1550-е


– Итак, вы утверждаете, – сказал Пантагрюэль, – что самый главный воинский доспех – это гульфик? Учение новое и в высшей степени парадоксальное. Принято думать, что вооружение начинается со шпор.



Неизв. худ. Филипп II Испанский


– Да, я это утверждаю, – объявил Панург, – и утверждаю не без основания.

Взгляните, как заботливо вооружила природа завязь и семя созданных ею растений, деревьев, кустов, трав и зоофитов, которые она пожелала утвердить и сохранить так, чтобы виды выживали, хотя бы отдельные особи и вымирали, а ведь в завязях и семенах как раз и заключена эта самая их долговечность: природа их снабдила и необычайно искусно прикрыла стручками, оболочкой, пленкой, скорлупой, чашечками, шелухой, шипами, пушком, корой и колючими иглами, которые представляют собой прекрасные, прочные, естественные гульфики. Примером могут служить горох, бобы, фасоль, орехи, персики, хлопок, колоквинт, хлебные злаки, мак, лимоны, каштаны – вообще все растения, ибо мы ясно видим, что завязь и семя у них прикрыты, защищены и вооружены лучше, чем что-либо другое.



Алонсо Санчес Коэльо. Эрцгерцог Рудольф. 1567


О продолжении человеческого рода природа так не позаботилась. Наоборот, она создала человека голым, нежным, хрупким и не наделила его ни оружием, ни доспехами, создала его в пору невинности, еще в золотом веке, создала существом одушевленным, но не растением, Существом одушевленным, говорю я, созданным для мира, а не для войны, существом одушевленным, созданным для того, чтобы наслаждаться всеми дивными плодами и произрастающими на земле растениями, существом одушевленным, созданным для того, чтобы мирно повелевать всеми животными.



Арчимбольдо (?). Император Максимилиан II с семьей. 1550-е


В железном веке, в царствование Юпитера, среди людей расплодилось зло, и тогда земля начала родить крапиву, чертополох, терновник и прочее тому подобное, – так растительный мир бунтовал против человека. Этого мало, велением судьбы почти все животные вышли из-под власти человека и молча сговорились не только не работать на него больше и не подчиняться ему, но, напротив, оказывать ему самое решительное сопротивление и по мере сил и возможности вредить.



Гольбейн. Николас Кэрью. 1530-е


Тогда человек, желая по-прежнему наслаждаться и по-прежнему властвовать и сознавая, что без услуг многих животных ему не обойтись, принужден был вооружиться. (...)

– А теперь обратите внимание на то, как природа подала человеку мысль вооружиться и с какой части тела начал он свое вооружение, – продолжал Панург. – Начал он, клянусь всеми святыми, с яичек.



Бернардино Лицинио. Оттавиано Гримани. 1541


И сам Приап, привесив их,
Не стал просить себе других.

Прямое на это указание мы находим у еврейского вождя и философа Моисея, который утверждает, что человек вооружился нарядным и изящным гульфиком, весьма искусно сделанным из фиговых листочков, самой природой к этому приспособленных и благодаря своей твердости, зубчатости, гибкости, гладкости, величине, цвету, запаху, равно как и прочим свойствам и особенностям, вполне удобных для прикрытия и защиты яичек.



Ганс Аспер. Вильгельм Фрёлих. 1549


Я оставляю в стороне ужасающих размеров лотарингские яички: они гнушаются тем просторным помещением, которое им предоставляют гульфики, и летят стрелой в глубь штанов, – для них закон не писан. Сошлюсь в том на Виардьерa, славного волокиту, которого я встретил первого мая в Нанси; чтобы быть пощеголеватее, он чистил себе яички, разложив их для этой цели на столе, словно испанский плащ.



Якоб Зейзенеггер. Император Карл V, 1532


Отсюда следствие: кто говорит ратнику сельского ополчения, когда его отправляют на войну:
Эй, береги, Тево, кувшин! — иными словами – башку, тот выражается неточно. Надо говорить: Эй, береги, Тево, горшок! — то есть, клянусь всеми чертями ада, яички.



Тициан. Франческо Ровере. 1530-е


Коли потеряна голова, то погиб только ее обладатель, а уж коли потеряны яички, то гибнет весь род человеческий.

Вот почему галантный Гален в книге первой De spermate пришел к смелому заключению, что лучше (вернее сказать, было бы наименьшим злом) не иметь сердца, чем не иметь детородных органов. Ибо они содержат в себе, словно в некоем ковчеге завета, залог долголетия человеческой породы. И я готов спорить на сто франков, что это и есть те самые камни, благодаря которым Девкалион и Пирра восстановили род человеческий, погибший во время потопа, о коем так много писали поэты.



Jooris van der Straeten. Дон Карлос. 1560-е


Вот почему доблестный Юстиниан в книге четвертой De cagotis tollendis полагал summum bonum in braguibus et braguetis.

По этой же, а равно и по другим причинам, когда сеньор де Мервиль, готовясь выступить в поход вместе со своим королем, примерял новые доспехи (старые, заржавленные его доспехи уже не годились, оттого что за последние годы ободок его живота сильно отошел от почек), его супруга, поразмыслив, пришла к выводу, что он совсем не бережет брачного звена и жезла, ибо эти вещи у него ничем не защищены, кроме кольчуги, и посоветовала ему как можно лучше предохранить их и оградить с помощью большого шлема, который неизвестно для чего висел у него в чулане.



Кранах. Герцог Генрих Благочестивый. 1526


Об этой самой женщине говорится в третьей книге Шашней девиц:

Узрев, что муж ее собрался в бой
Идти с незащищенною мотнею,
Жена сказала: «Друг, прикрой бронею
Свой бедный гульфик, столь любимый мной».
Считаю мудрым я совет такой,
Хотя он был подсказан ей испугом:
Вдруг будет отнят у нее войной
Кусок, который лаком всем супругам.

После всего сказанного вас уже не должно удивлять мое новое снаряжение..."



Portrait of a Man in Red c. 1530-50
German/Netherlandish School, 16th century (artist)




Alonso Sánchez Coello
Retrato de Don Juan de Austria 1585




Мор, Антонис (1520–1575)
Portrait of Philip II of Spain
между 1549 и 1550
масло по дереву
107,5 х 83,3 см
Bilbao Fine Arts Museum





Alonso Sanchez Coello
Prince Don Carlos of Austria
Museo del Prado, Madrid, Spain




COLECCION RETRATO DEL INFANTE DON FERNANDO - 1577 - 120 X 110 CM Obra de SANCHEZ COELLO ALONSO 1531/88




Antonio de Succa (before 1567–1620)
Portrait of Philip III of Spain
between 1598 and 1620





Atributed to Juan Pantoja de la Cruz (1553–1608)
John of Austria (1547-1578)
probably second half of 16th century
oil on canvas
223 × 118 cm
Museo del Prado




BRUEGEL, Pieter the Elder
The Peasant and the Birdnester 1568
Oil on panel
59 x 68 cm
Kunsthistorisches Museum, Vienna




BRUEGEL, Pieter the Elder




Carlos II en armadura
Juan Carreño Miranda (1681)




Фарнезе Тициан Вечеллио 1477−1576
Портрет Рануччио Фарнезе (кардинал) 1542
89.7 × 73.6 см
Масло, Холст
Национальная галерея искусства, Вашингтон




Ганс Эворт
Молодой король Англии и Ирландии Эдуард VI ок. 1546




Sir Philip Sidney, by unknown artist, given to the National Portrait Gallery, London 1576




Robert Dudley
Earl of Leicester
Oil on panel
110 x 80 cm
At Waddesdon, The Rothschild Collection. c. 1564




Portrait of Philip II c. 1554
Oil on canvas
185 x 103 cm
Galleria Palatina (Palazzo Pitti), Florence




PINTURICCHIO
The Return of Odysseus 1509
Fresco, transferred to canvas, 124 x 146 cm
National Gallery, London




Pinturicchio Painting
Born 1454 (?) in Perugia




PANTOJA DE LA CRUZ, Juan Portrait of Felipe Manuel, Prince of Savoya c. 1604 Oil on canvas, 111,5 x 89,5 cm
Museo de Bellas Artes, Bilbao




Martino Rota (Sibenik 1520 – 1583 Vienna)
Portrait of Emperor Rudolf II




Henry VIII ca 1545




Henri II de France
16th century




Легенда о Свя­тых Джу­сто и Кле­менте из Воль­терры, или Чудо хлеба Свя­тых Джу­сто и Кле­менте (фраг­менты).
Панель алтаря церкви мона­стыря Сан-Джусто-алле-Мура.
Худож­ник: Доме­нико Гир­лан­дайо 1479
дерево, тем­пера
14 × 39,4 см
Наци­о­наль­ная гале­рея, Лон­дон, Англия




Hans-Holbein-the-Younger
Henry-VIII-and-the-Barber-Surgeons




Giovanni_Battista_Moroni
Portrait of a Soldier
Oil on canvas
119 x 91 cm
Museo del Prado, Madrid




Фраг­мент кар­тины «Покло­не­ние царей» 1506-7
Джор­джоне (Giorgione, 1477–1510)
дерево, масло
29,8 х 81,3 см
Наци­о­наль­ная гале­рея, Лон­дон, Англия




Francesco Terzi (1523–1591)
Erzherzog Ferdinand II
after 1557
oil on panel
115 × 95 cm
Kunsthistorisches Museum




DYCK, Sir Anthony van
Portrait of Prince Charles Louis, Elector Palatine 1641
Oil on canvas, 107 x 93 cm
Private collection




Felipe II. Tiziano (1550)
Retrato de cuerpo entero de Felipe II (1556-1598) siendo príncipe realizado por Tiziano en Augsburgo entre noviembre de 1550 y marzo de 1551.




Don Carlos (1545-68), Son of King Philip II of Spain (1556-98) and Maria of Portugal, 1564 by Alonso Sanchez Coello




CARPACCIO, Vittore Portrait of a Knight 1510 Tempera on canvas, 218 x 152 cm Museo Thyssen-Bornemisza, Madrid




Ландскнехты — немецкие наёмные пехотинцы эпохи Возрождения
гравюра




Гейне из Кюрь­хас­сена в Швей­ца­рии
Худож­ник: Эрхард Шён (Erhard Schön, 1491 – 1542). Время созда­ния: около 1530 г. Мате­ри­алы и тех­ника: гра­вюра на дереве; аква­рель, руч­ная рос­пись. Раз­меры листа: 27,7×14,8 см. Музей Бой­манса и Бенин­гена, Рот­тер­дам, Нидер­ланды




Зна­ме­но­сец. Аль­брехт Дюрер около 1502/1503
гра­вюра
11,6 × 7,1 см
Наци­о­наль­ная гале­рея искусств, Вашинг­тон, США




«Зна­ме­но­сец»
Лукас ван Лейден




Hopfer, Daniel (ca 1470-1536)
The Soldier and his Wife




Žiadne komentáre:

Zverejnenie komentára